Не просто ещё одино место для секса: пересмотрим взгляд на бани как на общественное пространство

В Бойстаун на Норталстед-стрит в Чикаго находится большое кирпичное здание. Это Steamworks, возможно, последняя баня в Чикаго. Хотя эти учреждения когда-то процветали во многих городах — в Нью-Йорке, у нас были Continental Baths, Everard Baths, St. Marks Baths, Mineshaft и многие другие — большинство из них стали жертвами моральной паники во время кризиса, связанного с эпидемией ВИЧ.

Традиционно считается, что муниципальные чиновники здравоохранения закрыли бани, чтобы остановить эпидемию. Но что, если эти усилия привели к большему? Что, если закрытие бань было необходимо для достижения и других политических целей, решительно направленных против геев? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно рассматривать баню как общественное пространство. И мы также должны противостоять попыткам патологизировать публичный, анонимный, случайный секс. Вместо этого мы могли бы исследовать, как эти пространства были частью яркой и безопасной сексуальной культуры; как они способствовали расширению эмоциональных возможностей и созданию сообщества.

Раскрывая эту историю и рассматривая ее под «гей-линзой», мы можем пересмотреть взгляд на баню, как нечто большее, чем секс-логово, заполненное дырками для минета.

Бани, специально предназначенные для мужчин, заинтересованных в сексе с другими мужчинами, появились к 1920-м годам, и для историка Джорджа Чонси (George Chauncey) они стали «отправной точкой» для особой гей-идентичности и субкультуры. К середине 20-го века, особенно во время Второй мировой войны, когда Сан-Франциско и Нью-Йорк были местом отправки солдат на европейский и тихоокеанский фронты, бани стали важным местом для мужчин, ищущих безопасных однополых сексуальных контактов.

Баня приобрела еще более символическое значение в эпоху после Stonewall. Выбор ненормативного и часто группового секса под взглядами и одобрением со стороны других мужчин было своего рода показателем свободы. Как рассказывает историк Айра Таттлман: «Эти пространства предлагали новые социальные структуры, практики удовольствия и меняющиеся нормы. Сделать сексуальный выбор на глазах у других, которые своим присутствием были вовлечены случайно и приветствовали способность принимать такого рода решения, стало стимулом для самодостаточности, переосмыслением того, кто такой гей и что он может делать. Секс между мужчинами (особенно в безопасной среде) создавал возможности для сопротивления, возникновения стратегических позиций, из которых можно было построить «смысл» своего существования».

Коротко, публичный гей-секс заложил основу гей-родства.

Помимо этого эмоционального воздействия, к 1970-м годам бани стали предлагать широкий спектр развлечений, что свидетельствует об их растущей роли в формировании культурной жизни геев. Например, в Continental Baths Нью-Йорка были танцпол, субботнее вечернее кабаре и бассейн. Там также выступали такие артисты, как Бетт Мидлер и Барри Манилоу. И эти заведения предоставляли льготы Альянсам гей-активистов, обеспечивали тестирование на ЗППП на месте и поощряли регистрацию избирателей; баня St. Mark’s Bath в Ист-Виллидж в Нью-Йорке сотрудничала с Лигой женщин-избирательниц над регистрацией геев для участия в выборах 1984 года.

Если бы вы еще этого не сделали, наверняка после того, как вы узнали последнюю часть о Бетти и Барри, вы могли бы спросить себя: «С какой стати кто-то будет заниматься этими пространствами?» Бетти. Glory holes. И усилия, направленные на повышение гражданской ответственности. Кто будет связываться с этой комбинацией и почему?

У людей за пределами этих общественных гей-пространств было много идей и опасений по поводу того, что происходило за закрытыми дверями. Помимо того, что они воспринимались как бессмысленные язвы, снижающие стоимость собственности, бани были пространством тайны. Когда мы изучаем тайну, страхи и тревогу, порождаемые этими местами, мы узнаем, что в них было гейского. И это гейское помогает нам объяснить, почему бани были так важны для наших сообществ и почему их двери впоследствии были заперты.

От своей архитектуры до своей деятельности эти площадки угрожали силе гетеронормативных представлений о мире: а именно, представлений о том, как мы должны использовать общественное пространство и что наши тела могут и должны делать — когда, с кем и для каких целей.

Они оперировали тем, что можно было бы назвать гей-логикой места, времени и контакта/принадлежности.

ПРОСТРАНСТВО: Бани и их посетители изменили представление о том, что значит жить в публичном пространстве и вести «приемлемую» публичность. Проще говоря, когда мужчины, приходившие в бани, боролись за свое право на свободное пространство и секс, они бросили вызов якобы аккуратным, тонким границам, отделяющим «общественное» от «частного». Вместо того, чтобы прятаться в муках сексуального подавления или пытаться получить сексуальное выражение в местах, которые они считали небезопасными или недоступными (например, «дом»), они решили рискнуть выйти в общественное пространство и искать убежища в телах и разговорах себе подобных единомышленников.

ВРЕМЯ: Поскольку общение в бане не требовало и не предполагало регулярных обязательств в будущем (например, первое свидание или свадьба), они также изменили представления о времени в гей-манере. Вместо того, чтобы переживать время в соответствии с описаниями «продуктивности» и «ответственности» (например, секс должен происходить только после стольки-то встреч или взрослые ложатся спать в такое-то время), публичные секс-пространства и их посетители практиковали своего рода гей-подход к так называемому будущему. Важно отметить, что эти люди не видели необходимости в фантазиях о стабильном будущем. Короче говоря, они отказались от порядка гетеронормативного времени — обещания взаимодействия с завтра.

КОНТАКТ/ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ: Взаимодействие в банях также противоречило идее контакта  с другими людьми. Посетители бани взаимодействовали друг с другом без принуждения следовать социальному «протоколу», без ожидания моногамии и даже без обещания чего-то, кроме моментов взаимного обмена. По мнению Сэмюэля Делани (Samuel Delaney), бани продвигали альтернативную систему ценностей, которая переосмысливает, как тела могут и должны взаимодействовать — часто (хотя определенно не всегда) предлагая посетителям более органичное, случайное единение, которое размывает различия, такие как экономический класс, раса/этническая принадлежность и многое другое, обеспечивая возможность построения сообщества несмотря на различия.

Поскольку квир-фолк в публичном сексуальном пространстве отказался от гетеронормативных представлений о пространстве, времени и контактах, они создали и преуспели в том, что Майкл Уорнер (Michael Warner) называет «контрпубликой», или альтернативными пространствами, которые предлагают маргинальным сообществам различные возможности для жизни в этом мире. Квир-противоположность бани приобрела огромное значение в конце 1970-х — начале 1980-х годов, когда геи боролись за возвращение и развитие здоровых проявлений сексуальности, создание коллективов единомышленников и отстаивание своей доли в переосмыслении и преобразовании общественного пространства.

К сожалению, контрпублика не часто приветствуется в более широкой общественной сфере. Фактически, институты, которые питали оппозиционную квир-логику, такие как бани, должны были подвергаться наблюдению, критике и подавлению, чтобы государственная власть сохранялась. В результате квир-способы мышления и их реализация в банях часто подвергались нападкам и искажались как опасные или безответственные именно потому, что они угрожали нарушить правила, которые контролируют наши тела и действия — и, в конечном итоге, власть государства и ее интересы.

Политика общественного здравоохранения в разгар кризиса связанного с ВИЧ / СПИДом сделала именно это и использовала в своих целях эпидемию. В это уязвимое время неопределенности и увеличения числа погибших муниципальные власти открыто дегуманизировали, инфантилизировали и бросили геев, создав нарратив вины за якобы недостойное поведение. Короче, городские власти поимели наше достоинство. И, с обновлением интереса как к баням, так и к культуре публичного секса, мы пересматриваем, как эти места и практики взаимодействуют с все более распространенным и современным языком и значениями достоинства применительно к ЛГБТК-людям и их претензиям на права.

Стивен М. Энгель — профессор и заведующий кафедрой политики в колледже Бейтса и автор книги «Разрозненные граждане: меняющийся ландшафт жизни геев и лесбиянок». Тимоти С. Лайл — доцент кафедры английского языка в колледже Иона, и совсем недавно он автор книги «Tryin’ to Scrub that Death Pussy Clean Again: The Pleasures of Domesticating HIV/AIDS in Pearl Cleage’s Fiction».

Это первая статья из серии «Трахаться с достоинством: сексуальность, политика и гей-прошлое».

Первоначально эта статья была опубликована 30 июля 2018 г. Позже она была обновлена.

Перевел на русский Пользователь Hornet Midjet